– Марк, «Новое утро» на НТВ – ваш дебют в качестве ведущего. Насколько вам комфортно в этой роли?
– «Новое утро» на НТВ – это потрясающий опыт. Поначалу я очень переживал: справлюсь ли. Кроме того, я не знал, смогу ли совместить телевидение и концертную деятельность. Друзья, не связанные с шоу-бизнесом, и знакомые артисты чуть ли не в один голос говорили: «Давай, соглашайся, это же так здорово!» В общем, всё сложилось, и я решился.

– И как себя почувствовали?
– Чем больше времени я проводил перед камерой, тем отчётливее понимал, что в студии «Нового утра» мне дышится так же легко и свободно, как на моих концертах. Я могу быть самим собой, быть со зрителем искренним, импровизировать…

– Однако у вас, наверняка, стало меньше времени на шоу-бизнес, который обязывает быть постоянно на виду…
– Я понимаю, что должен быть постоянно на виду, потому что это – путь, который приводит меня к зрителю, а его – ко мне. Но я такой человек, который любит проводить время наедине с собой. Только тогда я пишу песни. Чтобы писать, мне нужно выпасть из реальности. Я очень люблю движение. Когда ездил в метро, мог уехать на другой конец города и даже заехать в депо, потому что заслушался какой-то песней или чем-то зачитался. Сейчас, когда езжу на машине, ничего не изменилось: могу о чём-то своём задуматься и заехать совсем не туда, куда планировал…

– Как вы считаете, на вашей судьбе отразился тот факт, что вас назвали в честь музыканта Марка Бернеса?
– Не знаю… Говорят же, как яхту назовёшь, так она и поплывёт (улыбается).

– В юности вам нравились его песни?
– Давайте начистоту: какому молодому человеку могут нравиться песни Бернеса? (улыбается). Я их совершенно не понимал. Вот сейчас – понимаю. Более того, исполнял некоторые его хиты – «Тёмная ночь», «Три года ты мне снилась». У Бернеса очень проникновенная подача. Петь как Бернес – это высший пилотаж, его гениальность заключается в простоте.

– А вам эта подача близка?
– Мне всё-таки ближе темпераментная музыка (улыбается).

– О чём были ваши первые песни?
– Одна из первых песен называлась «Я уезжаю в Америку». Я писал по принципу: «Что вижу, то пою». Мне тогда было тринадцать.

– Как вы оказались в Америке?
– Я поехал туда в рамках программы акта в поддержку свободы. Мы жили в семьях, ходили в американские школы. Причём организаторы смотрели за тем, чтобы в одном городке оказался только один ребёнок из России. Это был фантастический опыт, о котором хотелось написать.

– Откуда ещё вы черпаете вдохновение?
– Большинство моих песен написаны от личных переживаний. Одно из самых сильных стихотворений написано после того, как я побывал в Беслане – на кладбище, где похоронены дети, погибшие при теракте в школе. Я побывал там дважды. Я был не только на кладбище, но и в том самом спортзале, где в заложниках держали детей. Там до сих пор стоит вода, потому что дети очень хотели пить, а воды не было… Потом я просто сел в самолёт, и стих родился практически сам.

– А во сне стихам приходить случается?
– Да, бывает. А потом наяву приходит музыка. Недавно я читал исследования о том, что Менделееву его таблица приснилась не просто так, а потому что он постоянно об этом думал. Думаю, со стихами происходит примерно так же.

– Что ещё есть в вашей жизни, помимо музыки и работы телеведущим на НТВ?
– Всё банально, но невероятно ценно: друзья, семья. Я очень люблю театр. На днях решил начать восполнять кинопробелы, потому что смотрел не так много хорошего кино. Что ещё? Еда. Не забывайте – я родился и вырос на Кавказе (улыбается).

– Готовить кавказскую еду умеете?
– Я ничего не умею готовить, я умею только употреблять (улыбается).

– А бабушка в детстве баловала вас вкусненьким?
– Моё детство пришлось на советское время. Был дефицит – всё по талонам, я помню, как стоял в очередях. Но какие, несмотря ни на что, бабушка пекла пироги! А ещё бабушка готовила блюдо, которое называлось «Бабка»: жареные макароны с изюмом и курагой, которые напоминают пирожки…

– Как такая диета сказывалась на фигуре?
– Никак, у меня в детстве были огромные проблемы с едой – ел я плохо, «из-под палки». Папа очень переживал, что шестилетнего сына мама и бабушка кормили с ложечки (улыбается). Этого было недостаточно – они разыгрывали целые спектакли. Единственное, что я соглашался есть – это самые обычные гренки. Ещё я обожал «гоголь-моголь»: взбитые сырые яйца с какао и сахаром.

– Домашняя кухня ушла в прошлое вместе с детством?
– Бабушки давно с нами нет, к сожалению, а мама до сих пор передаёт мне домашнюю еду. Она живёт ближе к брату, приходит понянчить внука, приносит им контейнеры с едой, а брат потом приходит ко мне и оставляет для меня еду у консьержа. Я ругаюсь, потому что мама до сих пор работает, ей и так некогда, но разве её переубедишь (улыбается<)

– Чем мама вас балует?
– Она готовит восхитительный плов, потрясающие котлеты, воздушные сырники… Угощает протёртыми с сахаром ягодами, которые сама собрала на даче… А какой она накрывает стол, когда мы с братом приходим в гости!

– А вы у себя дома гостей принимать любите?
– Квартира у меня небольшая, поэтому огромных компаний я не собираю. Но гостей действительно люблю. А ещё люблю собрать друзей и посидеть в баре или ресторане. Родители мои застолья обожают! Лет пять назад у нас появилась дача, и теперь там на выходных собирается человек по тридцать: и дети, и взрослые.

– Вы на этой даче часто бываете?
– Да, конечно, хотя поначалу был против. Мне казалось, что деньги и время, которые родители вложили в строительство, они могли бы потратить на путешествия. Теперь я понимаю, что для них дача важнее, чем возможность посмотреть мир. И очень за них рад.

– Чем лично вы можете порадовать маму?
– Мама радуется, когда я приезжаю не сильно худой, побритый, не весь в чёрном, с вменяемой в её представлении причёской (улыбается). И с хорошим аппетитом! Всё остальное для мамы вторично.

– А мама к вам на концерты или в студию НТВ приезжала?
– Мама - деликатный человек. Когда у меня был первый большой сольный концерт в Москве, она даже не хотела идти, чтобы не смущать меня. В итоге купила билет на дальний ряд в бельэтаж (улыбается).

– И на «Фабрику звёзд»не приезжала ни разу?
– Один-единственный раз (улыбается). Это случилось, когда меня поставили в номинацию. В тот день я впервые пел свою песню, и в тот же день у меня случился прямой эфир с Аллой Пугачёвой. Костя Меладзе, продюсер «Фабрики», спросил меня: «Маркуша, ну, мама-то твоя придёт?» И когда услышал, что не собирается, сказал, что мама должна прийти обязательно, потому что у меня будет премьера песни и дуэт с главной артисткой страны.

– Пришла (улыбается). Сидела рядом с нашей подругой, которая после эфира мне призналась: «Когда ты пел с Пугачёвой, я думала, что твоя мама сломает мне руку – так сильно она её сжимала от волнения» (улыбается).

– Интересно, среди ваших друзей много артистов?
– Сейчас уже да. Хотя одна из моих ближайших подруг – врач, дочь подруги моей мамы, с которой они дружат ещё со школы. Кроме того, мы очень близки с моим братом. Остальные – мои знакомые по ГИТИСу, артисты, продюсеры. Недавно в «Новом утре» на НТВ был Андрей Дмитриевич Дементьев – знаменитый российский поэт, мой друг. После эфира он позвонил мне и сказал, что написал для меня стих. Казалось бы, нас разделяет эпоха, и даже не одна! Этот человек учился в институте, куда Маршак приходил читать свои произведения. Он возглавлял журнал «Юность», дружил с Окуджавой, Рождественским, Евтушенко. И вот он написал мне стихотворение, которое называется «Творчество и дружба». Ещё и попросил: «Ты пробеги глазами, может, что-то поправишь». Представляете?

– Как вы думаете, на чём зиждется ваша дружба с человеком из другой эпохи?
– Как-то Андрей Дмитриевич сказал: «Я точно знаю одно – чем больше ты отдашь,тем больше получишь». А это именно то, что с детства внушали мне дома.

– Легче всего учить детей собственным примером…
– Да, разумеется. Я на этом рос. Моя мама всю жизнь работает врачом. В конце 80-х – начале 90-х, когда зарплаты были мизерными, а в магазинах не было ничего, пациенты дарили маме коробки конфет. Мы их не ели, а складывали на шкаф, и время от времени мой брат сдавал их в киоск, чтобы выручить немного денег. Но чаще мама эти коробки раздаривала. Друзья её упрекали: «Ну, что ты раздаёшь, можно же продать!» А мама отвечала: «Я заметила – чем больше я раздам, тем больше мне вернётся». Это ведь так просто, и так мудро.

– Неужели вы никогда не разочаровывались в людях и не сталкивались с ситуацией, когда отдаёшь всего себя, а взамен получаешь только боль?
– Это случается очень редко. И если ты сделал добро, не стоит ждать благодарности. Если такое происходит, я стараюсь об этом не думать. Так намного проще жить, чем постоянно находиться в состоянии обиды.

– Вас невозможно обидеть?
– Невозможно. Не знаю, хорошо или плохо. Но это так. Зато меня можно разозлить.

– В гневе вы Лев, как и по звёздам? Можете «нарычать» на оппонента?
– К сожалению, могу. Могу очень больно ранить словом. Потом жалею о том, что вырвалось. Кстати, долгое время я не умел извиняться. Слова «извини» и «прости» просто физически не мог из себя выдавить.

– А сейчас?
– А сейчас могу. Заставлял себя говорить это просто так, и научился.

– Вы говорите как человек не из мира шоу-бизнеса, где принято льстить…
– Я чувствую, что в шоу-бизнесе я чужой. Я сам по себе и от этого, возможно, кому-то несимпатичен, а кто-то и вовсе относится ко мне как к чужеродному телу…

– Вы выбрали сложный путь…
– Для меня сложнее находиться от кого-то в зависимости. В моём случае это не просто сложно, а невозможно. Может быть, однажды я изменю своё мнение.

– Вы сильно меняетесь с течением времени?
– Я многие вещи в жизни открываю для себя поздно и от этого кайфую. Это такой кайф – полюбить Моцарта в 34 года! До этого я его не любил. И не стесняюсь в этом признаться. Знаете, у Людмилы Улицкой я вычитал интересную вещь. Она пишет, что мы всю жизнь строим здание из наших ценностей, привязанностей, "любовей" и "нелюбовей". Годам к сорока, как правило, оно уже построено. Я считаю, что в какой-то момент нужно это здание разрушить и построить новое.

– Что вы сейчас делаете со своим «внутренним зданием»?
– Оно ещё не достроено. Однако у меня уже есть фундамент. Он железобетонный.

– А фундамент – это?
– То, что мне дали родители. Всё остальное ещё строить и строить.

– А если это ваше здание попробовать описать?
– Получится абсолютная эклектика. С одной стороны, я обожаю Россию – русскую литературу, историю, язык. С другой, мне так нравится в Европе! С третьей, мне снесло крышу от Рио-де-Жанейро. С четвёртой, нельзя забыть, что я родился на Кавказе и жил там до шестнадцати лет. Мне кажется, моё здание выполнено из каких-то новомодных материалов. А может, и вовсе напечатано на 3D принтере…

– То есть вы сейчас не столько взрослеете, сколько растёте?
– К своему счастью, я нахожусь в инфантильном состоянии самопознания. И мне это в кайф. Меняюсь я, меняется моё отношение к вещам. Но, как совершенно правильно сказала Раневская: «Всё уйдёт, останется только любовь и сострадание». В этом я уверен.

Фото Виктора Горячева, из личного архива и PR-отдела НТВ

Алиса Макарова Марк Тишман: "Меня невозможно обидеть" // 7+7Я (Германия). - 2016. - 7 - 13 ноября. - обложка, с. 6 - 9.