— Если отвечу на первый вопрос, то ответ на второй станет очевидным. Я увлекался, не знаю, как это правильно назвать, сценой.

— Да, это была Махачкала. И там не так много было возможностей, где я мог бы себя проявить в этом смысле. Но я ходил, как большинство советских детей, в музыкальную школу, играл в школьном КВН, там же проходили какие-то смотры художественной самодеятельности. Кстати, не о музыке. Ещё я очень увлекался географией. Она мне очень нравилась. Я знал все столицы стран мира, все флаги, все реки, озера, моря. И, кстати, сейчас, готовя песни для какого-то концерта, я понимаю, что у меня очень большое их количество имеет географические названия. Если коротко, то вот такими были мои увлечения в юности. Спортом я не увлекался, потому что в детстве был болезненным ребёнком. Спорт пришёл в мою жизнь гораздо позже. Хотя папа играл в футбол полупрофессионально, в какой-то третьей лиге. Брат был, по-моему, каким-то локальным чемпионом по баскетболу. Я знал всех футболистов, смотрел, это дело я любил. Но до определённого времени я был освобождён от физкультуры.

— Для меня это действительно был шаг в неизвестность, но это был шаг в мечту! А вот для них это был лишь шаг в неизвестность, которая ничего хорошего не сулила. Поэтому они переживали очень долго. Потому что нечто глобальное случилось достаточно поздно, в зрелом возрасте.

— Быстро, да, это вы абсолютно правы. Да, долго, но быстро, я об этом не думал. Я знал, что долго. А потом в течение трёх месяцев всё перевернулось с ног на голову. Родители, повторюсь, очень сильно переживали, но я придумал тему, чтобы они меня со спокойной душой отпустили в Москву из Махачкалы. Мне очень хорошо давались иностранные языки. И я поступил без особых проблем на факультет иностранных языков в МГУ, и под этим предлогом я и уехал в Москву. Тут и началась моя деятельность…

Я понимал: чтобы поступить в какой-то специальный вуз, где на артистов учат, у меня не было никакой базы. Музыкальную школу я окончил с горем пополам, не очень её любил. Но надо отдать должное родителям, папа подарил мне на 14-летие синтезатор, было классно, это был толчок к тому, чтобы я начал писать какие-то песни. Я мог как-то подбирать аккорды и себе аккомпанировать. Но дальше самодеятельности КВНа и синтезатора дома ничего не шло. Поэтому только в Москве я стал искать способы, как подготовиться к поступлению в специализированный музыкальный или театральный институт. Ну и параллельно учился в институте иностранных языков.

- Очень давно не был.

— Я не то, что боюсь… В общем, мне нравится вот такая история. Когда я был в Витебске на «Славянском базаре», естественно, знал, что этот город связан с Марком Шагалом. У него было две музы: жена, которая умерла, и город Витебск, который он писал всю жизнь. И когда у него появилась возможность приехать в Советский Союз в 80-х, он согласился. У него были запланированы Москва, Ленинград, где проходили его выставки. Он посетил и Москву, и Ленинград, но потом уехал, сославшись на болезнь, так и не доехав до Витебска, который боготворил. Я не знаю, миф это, который рассказывают в музеях, или правда, но он сказал, что не мог поехать, иначе у него не осталось бы мечты. И что он боялся, что великая по степени своей теплоты картинка детства не будет соответствовать тому, что он увидит.

Я приехал в Махачкалу лет семь - восемь назад на похороны, проститься с подругой моей бабушки, о которой много и часто говорю. Тётя Женя, по сути, мне была тоже бабушкой. Тётя Женя из Горловки, а моя бабушка родом из Бессарабии. Они были первыми советскими учительницами французского языка в средней школе в Дагестане. Они очень дружили. Так уж случилось, что тётя Женя рано развелась, у моей бабушки очень рано умер муж, мой дедушка. И это, конечно, удивительно, когда в Махачкале две женщины шли по улицам и между собой говорили по-французски. Вот такие они были фанатично преданные своей профессии, своим ученикам.

Это удивительно, потому что моей бабушки не стало в 95 году, а меня до сих пор находят её ученики, дети и внуки учеников в соцсетях. И вот когда тёти Жени не стало, я поехал одним днём в Махачкалу — рано утром прилетел, а вечером улетел. Я скажу, что не узнал свой двор. Мне казался большим забор детского сада, через который я не мог перелезть, он мне казался каким-то огромным, а тут я его мог просто перешагнуть. Сегодня Махачкала — город, который стремительно застраивается. Поэтому я вдруг понял, что я жил просто в трущобах. Не то, что мне было больно, у меня с Махачкалой связаны самые тёплые и дорогие воспоминания…

— Да, самые тёплые воспоминания. Видимо, я боюсь несостыковки, что ли. Хотя я уверен, что будет и новый визит, и концерт, и знаю, все пройдет классно.

— Немного: русский, английский, испанский. А бабушка знала много языков, и у неё были к этому способности. Она родилась в Бессарабии, в еврейской семье. Говорила на идише, на бессарабском, на немецком, потом выучила английский и французский.

— Нет, дома никто не говорил, кроме бабушки. Папа знал, но детство было непростое, послевоенное, поэтому нет, только бабушка.

— Это правда.

— Если только дух. Что-то неосязаемое. Я думаю, что он привнёс сюда отношение, уважение, понимание, с которым относился ко всему, что я хотел сделать. Потому что это качество присуще дагестанцам. На самом деле это друг нашей семьи, его зовут Магомед Бек. Тогда, 12 - 13 лет назад, когда я делал свою квартиру, мне было удобнее работать с человеком, с которым нас связывает дружба. Знать, что этот человек поймёт меня, тем более, (а это важно) у нас общий культурный бэкграунд.

— Я живу на Патриарших прудах и живу долго — задолго до того, как это место стало…

— Да. Но это сумасшествие, в кавычках, мне даже нравится. Пусть не всегда комфортно, и иногда шумно. Но мне нравится, что так бурно меняется жизнь, появляются новые люди. Мне интересно за этим наблюдать. А вот мой друг, который тоже там живёт, он постарше меня, у него семья, маленькая дочка, он объявил в какой-то момент бой всему там происходящему. Сказал: «Я это закрою, я это изменю, они не будут больше шуметь». Я сказал фразу, которую сам теперь цитирую: «Андрей, невозможно победить время и деньги». Ведь это правда, на самом деле и время нами управляет, и деньги.

— Да, абсолютно. Я не знаю, что такое удача, но я считаю себя удачливым человеком. Удача — это какой-то знак, кто-то в пространстве, или свыше, в какой-то момент тебе помогает или тебя от чего-то отводит. Это, кстати, касается не только карьеры. Вот недавно был случай. Я еду по Садовому кольцу, въезжаю в тоннель под площадью Маяковского, параллельно разговариваю по громкой связи. С одной стороны, я чуть-чуть рассредоточен на дороге, мы что-то важное выясняем, с другой — хотя я резвый ездок, но именно в этот момент не гоню. И в этот момент передо мной, как в фильмах, человек решает перестроиться через несколько полос, чтобы не ехать в эстакаду, а съехать на Садовое. У него не получается это сделать. И он прямо передо мной ударяется о бетонное ограждение, и машину переворачивает на крышу. Мне удается затормозить. Вроде бы всё и закончилось, но когда я приехал домой и вбил в интернете «автомобиль перевернулся на Садовом кольце», вывалилось новостное видео. И вот на нём было страшнее, чем произошло в жизни. Я вижу свою машинку, как на каком-то макете и понимаю: ещё чуть-чуть, и я бы и себя покалечил, и водителя, который был в той машине, а он отделался лёгким испугом. Там не бог весть какая машинка, но он выскочил и с ним всё было нормально. Получается, и мне повезло, и ему. Удача…

— Скажем так, мне повезло, что я ещё существую на сцене, не имея продюсера. Но это абсолютно моё решение. Ведь я начинал с лучшими людьми в бизнесе. И я недавно думал об этом, в плане масштабирования своего творчества, его присутствия в медиа, в пространствах, может быть, оно было бы масштабным, если бы был продюсер. Так что здесь в плане удачи спорный вопрос.

— Хочется больше концертов, чтобы песни чаще звучали. Но мне удалось сохранить себя и сохранить естественное развитие себя как личности. А с годами ещё и понял, что я ценю больше всего в артисте, в частности, в певце, когда он транслирует свою личность. Когда его личность просвечивается через его песни, через то, что он вещает со сцены. И если эта личность глубокая и интересная, тогда это меня цепляет. Мне повезло в том плане, что на меня никто не давил, у меня была возможность смотреть, наблюдать, ошибаться, развиваться, идти своим путем. Но в прошлом году я почувствовал, что сложно всё вытягивать одному именно организационно, сложным стало все медиа-пространство. Я достаточно закрытый человек. Если бы я легко шёл на контакты со всеми, может быть, мне и было проще самому. Но у меня есть теперь есть менеджмент. Это лейбл и пиар-агентство, которое помогает всему, что я создаю, быть услышанным и увиденным.

— Меня очень смешно объявил один конферансье на концерте: «Эстрадный певец в стране, где эстрады больше нет». Но я на самом деле тоже избегаю слово «эстрада», мне ближе — «популярная музыка». Потому что та эстрада, которая была, её нет. Есть отдельные выжившие, дожившие…

— Да, динозавры, а эстрады нет. Я не люблю брюзжать и жаловаться на времена, мне интересно в любом времени.

— Разные. Есть моноспектакль «Лица», который я играю в зале на двести человек. И мне страшно выходить с ним в больший зал, потому что это совсем такое интимное, очень близкое высказывание. А если говорить о концертах, то, наверное, мне ближе, когда в зале — тысяча-две. Большие площадки тоже нравятся — но это уже совершенно другие эмоции, другой уровень энергии, не больше, не меньше, просто даже другой жанр. Вот, например, 19 июля мы с Юлей Паршута отыграли красивый специальный концерт в Оранжерее ВДНХ. Хотя любой концерт с Юлей «автоматически» превращается в красивый. (смеётся) Мы между собой называли его «концерт на двоих для своих». Так и вышло. Человек 700—800 с самой первой песни пели вместе с нами. А уже 18 ноября я представлю новую программу на сцене VEGAS City Hall на 1500 человек и это будет совсем другая история.

— На корпоративе ты себя больше чувствуешь массовиком-затейником. Потому что твоя задача, чтобы никому не было скучно, чтобы все танцевали, чтобы всем было весело.

— Да, я не очень слежу.

— Просто я понял, что это не совсем мой жанр. И скажу даже почему. У нас настоящий мюзикл напоминает завод. Это завод, где каждый цех, каждый уровень выполняет свою задачу, свою функцию. И для меня там мало свободы. При этом мне нравятся многие мюзиклы, и роскошные артисты у нас есть, и они там круто самовыражаются. Просто моя органика такая, что мне надо постоянно импровизировать. Мне надо каждую песню всегда исполнять по-разному: что я сегодня чувствую, что я сегодня вкладываю. Оно может в песне раскрыться по-другому. Мюзикл — это чёткая схема, потому что это большой коллектив, это балет, это массовка, это супер-декорации. Ты элементарно не можешь сделать шаг влево, потому что у тебя опущена там декорация, и ты должен всё выполнять по точкам. Вот поэтому я не вижу себя в мюзикле.

— Думаю, что да. Хотя мне друзья говорят, что я сумасшедший психопат. Иногда у меня возникает ощущение, что по мне в кино плачет роль маньяка.

— В принципе, да. Я уверен, что тихие маньяки самые интересные. Какие-то премии я за это получу (смеётся). Про мой образ: да, я знаю, что транслирую некую гармонию и спокойствие. Мне и астролог недавно, уж простите, объяснила, что да, я транслирую гармонию.

Очень смешной случай произошел со мной в Лондоне. Были страшные пробки, я опоздал на самолет. А мне нужно срочно возвращаться в Москву. Меня носит по аэропорту, я думаю, что делать, как менять. Судорожно и суетно всё делаю. А через день мне приходит сообщение в одну из моих социальных сетей: «Марк, было очень приятно случайно встретить вас в лондонском аэропорту. Вы производите впечатление человека, который находится в абсолютной гармонии с самим собой».

— Я думаю, что любому человеку нужна семья.

— Это на самом деле строчка из моей песни, которая вышла совсем недавно, песня называется «Найдётся». Она звучит так: «Каждый здесь одинок, все-таки не один…» Когда мне пришла в голову эта мысль, она мне показалась интересной. Сейчас, когда мы живем в эпоху, когда всё уже придумано, то первое, что ты делаешь, ищешь, кто это сказал, кто это придумал до тебя.

— Да, и оказалось, что нет такой фразы. А я её так крутил в голове «каждый здесь одинок и всё-таки ты не один». Каждый из нас чувствует себя одиноким.

— Да, но нас, таких одиноких, здесь много, поэтому это такая дуальность всего происходящего с нами. Не каждую плохую ситуацию нужно драматизировать, нужно смотреть, как она может обернуться иначе.

— Нет-нет. Всё в порядке, просто у каждого сегодня свои дела.

— Конечно, нет, если про внешность. С внутренним мне как-то легче всегда работается. Со всем внешним, телесным мне сложнее. Но я работаю над собой в этом смысле.

— Да. Но теперь я понимаю, что это здоровье, что это воля, это работа над собой, это часть моей профессии. Поскольку я ко всему прихожу дольше, поэтому мне надо сохранить молодость на подольше, чтобы к своим каким-то целям не прийти уже человеком не в полноте своих физических сил.

Бродзкий В. Марк Тишман: "Это был шаг в неизвестность" // сайт Womanhit.RU. - 2023. - 26 июля.